Злой закрыл люк, снова одел шлемофон, и направил танк дальше — к выезду из города, которому только что своими руками подписал смертный приговор.
У танка закончилось горючее, он дернулся и заглох.
Злой снял шлемофон и вытер пот со лба. В ушах звенело. Он откинул люк и неуклюже выбрался из танка. Уселся на броню, сбросив шлемофон на сиденье, и, обхватив голову руками, полной грудью вдохнул свежий осенний воздух. Ветер приносил с собой приятный сладковатый запах прелых листьев. Щеки легонько покалывало от прикосновений первых снежинок — мелких и сухих, как соль, совсем не холодных.
История подошла к своему закономерному концу. Злой начал её, взявшись помогать Христу строить его бесчеловечную империю, Злой её закончил, похоронив непомерные амбиции вяземского князя под толщей камня и бетона вместе с ним самим и его головорезами. Может быть, Злой был неправ, и людям не стоило так цепляться за осколки старого мира, а начать жить по-новому, как он сам когда-то считал. Может быть, Вязьма стала бы как раз оплотом цивилизованного мира среди одичавших племен и общин, скатившихся в каменный век. Восстала бы из пепла, стала новой столицей. Всё это действительно могло бы случиться, но Злой был уверен — он не хотел бы жить в этом дивном новом мире, вместе с рабовладельцами и преступниками. На островке мира посреди бушующего моря бандитизма, насилия и убийств. Да, новый мир жесток, и цивилизацию возрождать как-то нужно. Но, в то же время, цивилизация — это не тёплые туалеты и электричество. Это прежде всего отношение человека к человеку, превосходство закона над внутренним зверем и отсутствие подразделения на унтер- и уберменшей.
Возможно, любая власть имеет в своей основе бандитизм. Возможно, единственный разумный способ управлять людьми — это беспрекословное подчинение и угроза расправы. Возможно, что монополия на насилие — действительно неотъемлемая часть любой власти в любом государстве, даже таком маленьком, как Вязьма. Всё это могло быть тысячу раз верно, но Злой знал, что должен быть и другой путь — пусть не столь эффективный, но и не настолько чудовищный.
Вязьма вряд ли дорастет до прежнего уровня.
Среди своих знакомых Злой не видел ни одного человека, способного возглавить город, объединить людей и продолжать дело Христа, а значит, здесь все дела окончены. Но что делать теперь? Куда ехать? В разгромленное его стараниями Сафоново? В Смоленск? Или еще куда-нибудь? Продолжать искать ответы и доказательства, допытываться, что все-таки случилось с миром. А может быть, плюнуть на всё, осесть где-нибудь, и заново, с новыми силами попытаться наладить жизнь. Найти себе дом. Возможно, завести жену и детей, может быть даже организовать собственную общину, проповедуя среди них те идеи, которые он считал правильными…
Злой не знал, чего хочет. Всё время он жил одной и той же идеей — добраться до Смоленска, вернуть себе воспоминания. Наплевать, чего это стоило — даже если речь шла о строительстве империи и ее же разрушении.
Теперь же он точно знал, что в Смоленск ему уже не нужно. В тот момент, когда он отправил в здание администрации первый 125-миллиметровый фугасный «привет», к Злому вернулась память. От контузии, удара головой, или от нервного потрясения — чёрт его знает. Да это было уже и не важно.
Злой сидел на остывшей броне, перебирал воспоминания из старой жизни, и по его грязным небритым щекам текли слезы. Первые в его новой жизни.
— Нет, Злодарёв! — когда она злилась, то всегда называла его по фамилии, — Слушай, ты каждую ночь напиваешься и звонишь. Не надоело ещё?
— Не-ет. — он хрипло хохотнул в трубку, — Мне же нравится страдать. Это моё любимое развлечение с тех пор, как ты ушла.
— Я тут ни при чём. — металла в голосе хватило бы на постройку корабля, — Ты сам всё просрал. У тебя был шанс, даже не один, и ты не справился. Не звони мне, Дим. — ее голос немного смягчился, и даже от такой небольшой оттепели сердце Злого благодарно затрепетало.
— Я не могу… — промямлил он, — Кто бы мог подумать, что будет ТАК тяжело тебя потерять? У меня никогда не было такого раньше. Расстались — черт с ним. А ты… Ты первая, кому я вот так звоню и ною в трубку. Я не хочу пить по ночам, я не хочу вспоминать, не хочу звонить, но это сильнее меня. Правда. Дай мне еще один шанс. Один, самый малюсенький шансик. Вернись в Москву. Дома без тебя пусто. Я даже не знал, что он такой огромный.
И так каждый раз. Он звонил ей, просил вернуться, умолял, унижался, но всё без толку.
— Я говорила тебе нет, повторю ещё раз. Я остаюсь в Смоленске. У меня новая жизнь, в которой для тебя нет места. Ложись спать, бросай пить и не звони мне больше.
— Да я не могу спать!!! — взорвался Злой, — Не могу! Я рад был бы заснуть, и не думать обо всём этом! Ненавижу ночи. Я уже неделю не сплю, скоро шарики за ролики зайдут… Сижу, как дурак, и думаю. Вспоминаю. Перевариваю. Слушай, ладно, если не приедешь насовсем, то вернись хотя бы на день. Встретимся, погуляем где-нибудь.
— Нет, Злодарёв! — похоже, она уже закипала, — Нет и точка. Всё кончено, и я к тебе не поеду.
Он не знал, что сказать, и просто дышал в трубку. Да и что ещё можно было сказать такого, что она еще не слышала? Она права, Злой это знал. У него был шанс, был и второй. Но их он, точно также, как и третий, четвертый и последующие, действительно просрал. Теперь было бесполезно пытаться что-либо поменять, особенно зная, что его любимая женщина делит постель с другим. И этот самый другой — лучше. Однако, несмотря на всё это Злой просто не мог поступить иначе. Нечто внутри диктовало свои условия, превращая сильного и самоуверенного мужика в непонятно что. Убивая гордость, заставляя делать то, на что он в другой ситуации никогда бы не пошёл.