— И сейчас есть только два варианта. — сказал он, заканчивая выступление и показывая залу для наглядности два пальца, — Либо мы беремся за ум и начинаем работать для того, чтобы зажить нормальной жизнью, либо продолжаем валять дурака и зимой все дружно откидываем ласты. Да, именно так. И каждый из нас должен этот выбор сделать, отмазаться не получится. Либо одно, либо другое, потому что ситуация очень серьезная.
Кто-то в зале предложил вынести вопрос на голосование. Все загалдели, а Христос сказал:
— Не надо нам никакого голосования. Никто никого принуждать не будет. Грубо говоря, одни пойдут в одну сторону, а другие — в другую.
— Да нафига нам делиться вообще, я не понимаю? Христос, ты ерунду-то не неси, скажите ему, мужики! — бородатая личность в грязной футболке подала голос откуда-то с галерки, — Что это, значит, за отделения такие? Переживем мы зиму без всяких там… Устроил, понимаешь, тут трагедию, как я не знаю кто… Что нам, консервов не хватит? Не надо нам тут своё навязывать. Перезимуем сами, и неплохо перезимуем.
— Откуда такая уверенность? Ты, чтоли, по складам лазил и высчитывал, хватит или нет? И вообще, долго на полуфабрикатах протянешь? Не взвоешь посреди зимы, картошечки не захочется? А топиться чем будешь? Отопления-то тю-тю. И превратятся ваши красивые пятиэтажки в братские могилы.
— А хотя бы и я лазил да проверял. — нахмурился мужик, — Ты следил чтоль? Я, в принципе, согласен, что надо хозяйство поднимать, да вот только сейчас-то народ баламутить нахрена?
— Да затем, что время уходит!
— Да куда оно уходит, я не понимаю??! — возмутился мужик, незаметно собравший вокруг себя группу согласных с его мнением, — Куда нам торопиться? Знаешь, ты так и скажи сразу, что Вязьму под себя подмять хочешь. Видели мы и твои посиделки в администрации, и охранника-придурка, и секретутку-вонючку, — послышались смешки, — Так что нечего нам тут тоталитаризм разводить. Сами с усами, сообразим, как и что делать.
— Вот где я сказал, что собираюсь Вязьму под себя подминать? — вздохнул Христос, закатывая глаза, — Или, раз я хоть чем-то занимаюсь, пока ты водку жрешь да по бабам ходишь, значит, я тиран и деспот? Нормальный ход! — вяземский князь был возмущен, — Так давай я перестану. Не буду патрули организовывать, на газовую колонку забью, водовозку перестану гонять к вам, людей на отстрел собак собирать! Давай? Вас же тогда первых перегрызут к чертовой матери. Как раз рядом с общежитием машиностроительный завод, там собак — море. Ну, или, если не собаки, то вы сами поубиваетесь, допившись до белой горячки. Ты этого хочешь?
Разразился безобразный скандал. У Христа и его оппонента нашлись защитники, зал встал на дыбы. Какая-то бабёнка стервозного вида начала верещать и непонятно на кого обзываться, но ее быстро утихомирили и вытолкали из зала. За две минуты споров голоса в зале повысились до крика. Все орали, и стопроцентно бы пошли бить друг другу морды, если бы не Злой.
Ему быстро надоело слушать перепалку и пытаться понять, чья взяла, поэтому он просто и без затей вынул из висящей на поясе кобуры пистолет, и выстрелил в потолок три раза. Весь пафос момента испортила посыпавшаяся с потолка штукатурка, но на это можно было не обращать внимания. Установилась мертвая тишина. Злой взошел на сцену, встал рядом с Христом, окинул взглядом людей, смотревших на него со страхом, и сказал, не в пример Христу, тихо, заставляя всех находящихся в зале напряженно прислушиваться:
— Христос сказал, что никто никого не будет заставлять. Ваши мнения мы услышали. Кто с Христом — приходите завтра на перепись населения в администрацию. У тех, кто не придет, еще останется ровно месяц на то, чтобы передумать. Потом — хоть на коленях ползайте. И запомните вот еще что: миру конец. Люди вымерли. — это предложение Злой произнес веско и тяжело, как будто опустил на присутствующих в зале огромный валун, — И сейчас мы боремся не за то, чтобы пережить эту зиму, а за то, каким будет человечество. За то, что осталось от старого мира. За то, что достанется нашим детям. В наших интересах сохранить и передать как можно больше.
Злой замолчал, но тишину в зале нарушать никто не решался. Оппонент Христа что-то шептал на ухо своему соратнику.
— Все всё поняли? — спросил Христос, перехватывая инициативу, — Тогда завтра с утра начинаем перепись. Расходитесь. — он махнул рукой и первым направился к выходу.
Уже сидя в кабинете директора со своими приближенными, Христос сказал, что сам едва не обделался, когда Злой начал стрелять.
— Что уж говорить о том хмыре… Как его там? — спросил он.
— Космонавтом кличут. — ответил кто-то.
— …Космонавт, значит. Ну, космонавт так космонавт. А ты, Злой, хорошо сказал в конце. Веско. Люди чуют в тебе силу, и для нас это очень полезно. А стрельба… Да и хрен с ней. Может, их это в себя приведет. Встряхнет, покажет, что мир поменялся. Ты, кстати, зачем пистолет-то брал? — как будто невзначай спросил Христос.
— Привычка. — пожал плечами Злой, — Я кобуру с пояса и не снимаю уже, без нее себя голым чувствую. К тому же, живу на окраине, там опасно. Я даже в сортир со стволом хожу.
— М-да, дела… Боевой ты у нас. — улыбнулся Христос, но опасение в глазах не пропало, — Кстати, про перепись мы не договаривались.
— Ну, надо же как-то зафиксировать свою позицию, правильно? В этом деле официоз только поможет. Тем более, менталитет у нас такой — если записали в книжечку, то все, назад дороги нет.
Присутствующие посмеялись.
— Ну что, расходимся? — спросил Злой, — Дел, вроде как на сегодня больше нет.